СВЯТО-ПАНТЕЛЕИМОНОВСКИЙ ХРАМ ПРИ "ЦЕНТРЕ МИКРОХИРУРГИИ ГЛАЗА"

Таинство Венчания

 

 

 

Таинство Брака. Вы можете заметить, что мы начинаем изучение таинств с тех таинств, которыми как бы рождается, устраивается человеческая жизнь — крещения, миропомазания, а теперь брака. И здесь нужно сказать, что именно эти таинства и еще таинство покаяния принадлежат к числу «узких мест» в нашей церковной жизни.

 

В нашей церковной жизни все пострадало: здания, люди, чинопоследования, сама вера и нравственная жизнь христиан. Пострадало и понимание очень важных моментов церковной жизни. Но все-таки одни здания пострадали больше, а другие меньше. Подобно этому, разные части церковной жизни пострадали по-разному. Можно с сожалением констатировать, что таинства крещения, брака и покаяния понимаются сейчас в среде людей, называющих себя христианами, так искаженно, что приходится говорить о профанации этих таинств. Такая их поврежденность имеет ряд причин и тяжелых следствий.

 

Неправильное, недостаточное понимание и совершение таинства крещения приводит к тому, что, крестившись, люди не живут потом церковной жизнью. Получается, что их крещение как бы не достигает цели. Точно так же неправильное понимание и совершение таинства брака приводит к тому, что люди после венчания не начинают жить христианским браком. Они живут обычной светской жизнью, которая очень часто в наше время кончается разводом.

 

Вы сами знаете, что в нашем веке церковные разводы стали не редкостью, хотя на самом деле церковного развода не бывает, но то, что мы называем церковным разводом, то есть распадение венчанной семьи, стало теперь довольно частым явлением, а прежде этого не было.

 

Для восприятия таинства брака есть особенная трудность. Это восприятие затрудняется еще и тем, что вообще христианское учение о браке весьма трудно. Есть в составе христианского учения более легкие моменты и части, а есть более трудные. Как раз учение о браке — это очень трудная область. Но можно сказать, что и вообще учение о браке не только в христианстве, но и в философии любой, и вообще в жизни человеческой очень трудно и бывает различным в разные века, у разных народов, в разных религиях.

 

Начиная нашу тему, следует сказать, что есть очень хорошее изречение, ставшее поговоркой: «Браки совершаются на небесах». В нем многое заложено, оно выражает веру в то, что соединение двух людей в браке не может быть плодом страстей, результатом случайностей, не может быть рассмотрено только лишь в чисто моральном или правовом аспекте. Нельзя рассматривать эту проблему и в категориях естественных человеческих потребностей или в категориях полезности для продолжения человеческого рода. Все эти подходы существуют и, конечно, имеют право на жизнь, но они недостаточны.

 

Есть необходимость в том, чтобы мы с вами вникали в онтологическую природу этой тайны — брака, т. е. мы должны понять, что само создание мужского и женского пола уже предполагает некую онтологию человека, некое учение о человеке вообще. Это есть как бы одна из очень важных, а может быть, основных проблем антропологии, т. е. учения о человеке.

 

Прежде всего стоит вспомнить, как учит, как говорит о создании мужского и женского пола Св. Писание. В Книге Бытия при описании творения Богом мира мы находим, что каждый день творения заканчивается приблизительно одинаково: Господь сотворил что-то, посмотрел и увидел, что все это «добро зело», все это очень хорошо получилось. И тогда Он переходит к следующему акту творения и опять находит, что это тоже добро зело.

 

Так мы находим, что Господь творит мир в течение шести дней. Но когда Господь сотворил человека, то Он не сказал «добро зело», а через некоторое время сказал: «Нехорошо быть человеку одному». И здесь содержится замечательное Божественное свидетельство. Все творение было очень хорошим, а человек, если можно так выразиться, сначала не удался, нехорошо получился. «Нехорошо быть человеку одному», и после этого Господь сотворил ему помощника — жену.

 

Уже само это учение Библии о творении человека говорит, что мужской и женский пол только вместе могут явить нам Божественное «добро зело», только вместе они достигают той гармонии, полноты, красоты, которая достойна замысла Божия о человеке. Мы знаем, что в Новом Завете есть другое учение. Апостол Павел говорит, что во Христе нет ни мужеска пола, ни женска (там еще говорится о том, что нет ни эллина, ни иудея, ни мужеска пола, ни женска, но нова тварь во Христе). Это означает, что пред Богом мужской пол и женский пол не имеют онтологической разницы, они являют одну природу, одну бытийную жизнь, и достоинство их пред Богом одно. Советую вам получше вдуматься в эти доводы, и тогда снимутся многие и многие псевдопроблемы современности.

 

Так вот, слова ап. Павла, что во Христе нет ни мужеска пола, ни женска, утверждают именно ту мысль, что онтологическая сущность мужчин и женщин одна и та же. Отличаются они личностными свойствами; они являются как бы разными ипостасями одной человеческой сущности. И достоинство их совершенно одинаково пред Богом. Оно и не может быть разным, потому что это одна сущность, одна природа. И говорить о том, что мужчины лучше женщин, так же глупо, как говорить о том, что женщины лучше мужчин.

 

Мужчина и женщина — это как бы две части одного целого, и целостность человеческой природы не достигается вне единства полов. Но нужно сказать, что такое высокое учение о человеке и о браке открывается нам только в христианстве, только в связи с таким высоким учением о Боге, какое имеет только христианство. Если люди не имеют учения о Боге, то, естественно, у них нет и учения о человеке. Именно в Богоподобии мы находим основание для антропологии. Соответственно, если учение о Боге снижается, как это бывает в других религиях по отношению к христианству, то снижается сразу же и учение о браке, учение о человеке.

 

 

В христианстве брак понимается как великий Божественный дар, который делает Адама полноценным человеком, вполне добрым, вполне хорошим творением Божиим, и это есть путь к полноте, к преображению, к совершенствованию, к исполнению замысла Божия о человеке, т. е. к реализации, воплощению того замысла, который человеку приписывает самые высочайшие достоинства, достоинства Богосыновства. Адам только лишь творением Евы достигает такого достоинства.

 

В других религиях мы этого не находим. Когда же человек отпадает от Бога, теряет истинную веру и знание Бога, то учение о браке, конечно, искажается самым катастрофическим образом, так же, как искажаются и другие стороны жизни человека. Здесь все извращается и не просто снижается, а как бы крушится и падает в свою противоположность.

 

Для того чтобы приблизиться к пониманию христианского учения о браке, нужно, прежде всего, приблизиться к истории. В таком кратком обзоре мы обращаемся, прежде всего, конечно, к Ветхому Завету. Хотя Ветхий Завет дает нам очень высокое учение о человеке, именно в творении Божием человека по образу и подобию Своему мы и находим отправную точку для антропологии и учения о браке тоже. Тем не менее, Ветхий Завет — это время как бы безблагодатное, это время, когда люди еще не знают Бога. Они помнят Его, знают, что Бог един, что Он — истина. Но они Бога еще не знают по-настоящему, и потому их жизнь существенно ущербна, это как бы простая попытка удержаться до того момента, когда придет Мессия и спасет. До тех пор нужно как-то дождаться, выстоять. И вот эту невыносимую земную греховную, безблагодатную жизнь нужно как-то так прожить, чтобы не потерять самого главного — единственного пути в память о едином Боге.

 

Естественно, что учение о человеке и учение о браке в Ветхом Завете не имеет той глубины, которой оно достигает в христианстве. В Ветхом Завете брак понимался весьма специфически в силу того, что не было ясного учения о вечной жизни, о духовном мире. В связи с незнанием Бога древние евреи предполагали, что вечная жизнь человеку дается в его потомстве. Это чисто эмпирическое учение — вот они видят своими глазами, что умножается род человеческий, и дети наследуют родителям по своей природе, т. е. отсюда является мысль: я как бы имею продолжение в своих детях. Отсюда возникает надежда: я буду жить вечно, если вечно будет жить мой род. Чем больше будет мое потомство, тем надежнее обеспечена моя вечная жизнь. Если же нет у человека потомства, то он лишен вечной жизни — и это было самым страшным проклятием для еврея. Поэтому бездетные семьи и считались отвергнутыми Богом, и бездетность была верным признаком каких-то тайных грехов.

 

Вы помните, как Иоаким и Анна терпели поношения бесчадства. Их даже не допускали в храм к принесению жертвы, потому что если они были бесчадны, это значит, что они были недостойны придти в храм и принести жертву Богу. Они отвергнуты Богом, и напрасно они будут молиться, напрасно будут ходатайствовать перед Богом об очищении — над ними уже есть как бы приговор, некое проклятие. Поэтому они так со слезами и молились о даровании им ребенка.

 

Это учение о браке имело свои интересные последствия. Одно из них — в том, что у евреев ветхозаветных женщина не могла остаться незамужней. Как вы помните из Евангелия, могли быть назореи — мужчины, посвятившие себя Богу. Но женщин обязательно всех выдавали замуж. Отсюда с очевидностью следует, что допускалось многоженство. Но оно было оправдано для еврея — оно допускалось не потому, что какой-то еврей хотел иметь много жен, а потому, что нужно было, чтобы у каждой женщины родились дети. Иначе она не будет иметь вечной жизни.

 

Более того, если бывало так, что кто-то оставался бездетным, то существовал в законе Моисеевом закон левирата (ужичества, как он называется по-славянски). По этому закону брат умершего должен быть взять его жену и восстановить семя брату своему. Дети, рожденные от такого левиратного брака, зачислялись умершему, чтобы умерший не остался без вечной жизни. Это одна из причин, по которой различается родословная Христа у евангелиста Матфея и евангелиста Луки. Но это потому, что в тех случаях, когда имел место левират, одни из позднейших историков зачисляли детей одному отцу, реальному, а другие — отцу законному. Потом это перемешивалось, и где левират, а где настоящий брак, уже трудно было вспомнить. Поэтому получалось, что родословные могли идти по разным линиям... может, единственное в своем роде, и оно не имеет аналогов.

 

В нем, конечно, с одной стороны мы видим большую чистоту, потому что все пронизано идейным стремлением — нужно было, чтобы через брак и деторождение осуществилась вечная жизнь. Это возводит брак к очень определенной задаче: смысл его в том, чтобы через него достигать вечной жизни, жизни с Богом. А вечная жизнь понималась как достижение жизни в царстве Мессии. Вот придет Мессия, и очень важно, чтобы кто-то из моих потомков до Него дожил, тогда, значит, и я в этих потомках тоже буду вместе с Мессией, в царстве мессианском, которое и понималось как жизнь вечная, как будущее блаженство.

 

Таким образом, брак возведен к высокому идейному и религиозному пониманию. Но, с другой стороны, это придает ему некую утилитарность: брак нужен не ради брака, не ради того, что именно в нем достигается полнота жизни, а он нужен ради достижения каких-то будущих целей, собственно браку несродных. Этот утилитарный подход к браку лишает это учение подлинности, глубины, настоящей онтологии, т.е. бытийного учения, бытийного понимания. Оно делает понимание брака примитивным. А там, где нет настоящей глубины, настоящей подлинности и истинности, там всегда очень легко приражается нечто несродное, ложное, и всякие искажения, в том числе и нравственные, здесь, конечно, легче возникают.

 

В христианстве учение о браке иное. Кроме уже приведенных слов ап. Павла, мы можем вспомнить и другие слова Нового Завета, прежде всего слова Самого Христа. Вы помните, наверное, что вообще образ брака встречается в Евангелии довольно часто. Этот образ необычайно высок. Более того, Сам Господь Иисус Христос часто Сам Себя называет Женихом. И наши богослужебные тексты тоже часто называют Христа Женихом Церковным.

 

Ап. Павел прямо в своем Послании к Ефесянам, которое читается в чинопоследовании брака, дает нам удивительные слова: «Тайна сия велика; я говорю по отношению ко Христу и к Церкви». Он уподобляет брак между мужчиной и женщиной браку Христа и Церкви, и этот образ, это уподобление дают нам, с одной стороны, особенное и новое понимание Церкви и отношений Церкви и Христа, а с другой стороны, дает нам удивительную глубину именно в учении о браке между мужчиной и женщиной.

 

Этот образ воспринят Церковью как, может быть, лучшее определение Церкви: Церковь есть Тело Христово, Церковь есть Невеста Христова. Нужно здесь вспомнить и другие слова Христа. Однажды, как вы знаете, Христос был искушаем саддукеями, которые не верили в вечную жизнь. Они хотели Христа привести к противоречию, поэтому приступили к Нему с вопросом: был у нас некий человек, который имел несколько братьев. И первый умер, не имея детей. Тогда его жену взял второй брат и тоже умер, не оставив чад. Тогда взял третий брат — и так до седьмого. И ни у одного из них не родились дети. Так вот, в вечности, в Царствии Божием, чьей женой будет эта женщина — ведь все семеро имели ее в качестве жены?

 

Таким весьма тонким хитросплетением саддукеи думали уловить Христа и поставить Его в тупик. И таким образом привести Его к признанию их мысли о том, что вечности нет, вечной жизни и Царства Божия нет. Но Христос отвечает неожиданно: в Царстве Божием не женятся и не посягают, а пребывают, как ангелы на небесах.

 

Эти слова Христа могут вас ввести в некое сомнение: не означает ли это, что Христос как бы отрицает онтологию брака? Не означает ли это, что Христос признает за браком только лишь временное земное значение? А вот на Небе, в Царстве Божием, в Вечности не будут ни жениться, ни выходить замуж, а будут жить, как ангелы. То есть там брака не будет, там он не нужен.

 

Конечно, нужно понимать слова Христа в контексте того диалога, в котором они сказаны. Представление саддукеев о браке является очень низким. Для них брак — это нечто совершенно земное, они понимают брак как нечто временное и утилитарное устроение человеческой жизни. И такого плотского брака, земного брака в вечности не будет. Именно об этом говорит Христос: такого брака, о котором спрашивают саддукеи, в вечности не будет. И такие левиратные отношения, конечно, не могут сохраниться в Царстве Божием. Такой брак, такие законы Христос отрицает для вечности.

 

В другом месте, когда Христа спрашивают фарисеи, можно ли человеку разводиться с женой, то Христос говорит совершенно другое: что Бог сочетал, то человек да не разлучает. Здесь прямое указание на то, что брак — это Божественное сочетание двух личностей, которое не должно разрушаться человеком. Иначе говоря, здесь мы видим начало христианского учения о браке: брак есть вечное соединение, онтологическое соединение двух личностей. Это есть Божественное учреждение, а следовательно вечное, а следовательно — онтологическое.

 

По учению христианской Церкви, исходя из всего того, что являет нам Новый Завет, мы видим, что брак христианский — это соединение в любви. Нужно здесь вспомнить и то, что Бог есть любовь. И вот такая Божественная любовь способна соединить две личности воедино. Это соединение Божественно, совершается Богом, и совершается навечно. Должно совершаться навечно. Здесь осуществляется замысел Божий о полноте человеческого бытия. Эта полнота плодоносит, дает возможность человеку достичь совершенства, в ней именно вполне осуществляется Богоуподобление человека, здесь именно он делается отцом и сыном.

 

Когда мы возвращаемся к христианскому православному пониманию брака, мы не можем ограничиться только ветхозаветной историей, потому что христианское учение, безусловно, должно было как-то реагировать и, если хотите, вырастать из связи с той античной культурой, теми античными древнегреческими, римскими учениями, которые оно застало, которые нельзя было игнорировать, когда в христианство пришли греческие народы.

 

Прежде всего, нужно вспомнить о том, каким было отношение к браку в Древнем Риме. Потому что государство, в которое пришел Господь Иисус Христос, было римским государством. Оно было не сию минуту создано, имело уже свою длинную историю и утвердилось в истории как одна из самых великих эпох государственности. Римское государство создало правовые нормы, нормы гражданской жизни, которые стали основой для государств всех последующих эпох. Именно государственная норма, или идеал, Рима в очень большой степени повлияли на будущие представления о законодательстве, о социальном, общественном, гражданском и даже религиозном устроении жизни.

 

Необходимо посмотреть, как в Древнем Риме понимали брак. Как вы знаете, там были свободные люди и были рабы. И была такая презумпция, что закон существует только для свободных граждан Рима, рабы не являются объектами закона. Для рабов не существует законной жизни, не может быть норм законной жизни. Между свободными римлянами мог быть заключен брачный союз, брачный договор. И поскольку именно Рим имел такой особенный пафос юридического устроения жизни, то и здесь учение о браке носит на себе сильные черты юридизма. Брак понимался именно как договор, юридический договор между свободными гражданами. Между рабами такого договора быть не могло, поэтому между ними не могло быть и брака в понимании Римского государства, могло быть только сожительство. Такое сожительство признавалось как некая наличная реальность, но никто не усваивал ему каких-либо юридических основ. Это сожительство не могло иметь юридической защиты, то есть хозяин рабов мог свободно разлучить, скажем, мужа и жену или взять их детей; он мог распорядиться ими по своему усмотрению, и римское право этого не запрещало.

 

Для нас существенно здесь другое — то, что брак понимался именно как договор. Мы видим, что католическое богословие, которое, как всегда, и здесь находилось под очень сильным влиянием римского юридизма, усвоило себе именно такое понимание брака: брак как договор. Конечно, договор между язычниками Рима был договором чисто земным, государственным, и имел силу до тех пор, пока договаривающиеся стороны были живы. У католиков, естественно, трансформируется понятие о договоре, потому что они вовсе не чужды понимания того, что брак есть таинство. Они, конечно, верят в благодатную таинственную жизнь Церкви, в духовную жизнь, у католиков есть христианское понимание о вечной жизни, о Царстве Божием, и они понимают, что церковный христианский брак есть некое новое состояние, которое утверждается благодатью Божией. Но зная об этом, они не могут преодолеть римского юридического подхода и считают, что таинство брака — это особенный мистический момент договора, который будет иметь вечную силу. То есть брак не перестает быть договором, он остается им, как у римлян, но только уже не земным, а небесным. Это договор, который заключается в вечности, заключается на Небе.

 

Это очень существенно для нас. Мы должны это усвоить, чтобы понять православное учение о браке. Если брак есть договор, который действует, пока живы договаривающиеся стороны, то естественно, что у католиков, когда договор получает как бы вечное значение, не может быть и речи о разводе. Развод невозможен, потому что договор заключен благодатным образом на Небе, и это неотменимо. Это не может быть разрушено человеком, поэтому развод категорически невозможен, он не существует. Но если один из вступивших в брак умер, то договор теряет силу — в римском понимании. И католики, как это ни удивительно, усвоили такой же взгляд. Для них тоже земная смерть одного из супругов означает, что договор как бы уже не имеет той силы даже и на Небе, которую он имел прежде, и поэтому возможен второй брак.

 

Православный взгляд на таинство брака совершенно иной. Брак не есть договор с точки зрения православной. Вообще это не договор. Брак есть таинство. Брак есть некий дар любви неразрушимой, Божественный дар любви. Этот дар нужно хранить и развивать, но он может быть утерян. Это не юридическая категория и не юридический акт — это момент духовной жизни. Поэтому таинство брака православными воспринималось как момент принятия благодати Божией, как момент совершения некоего чуда соединения, когда силой Божией два человека соединяются воедино.

 

Именно это является центром православного понимания брака. Если юридический брак заключается между язычником и язычницей, то брак христианский заключается, совершается между христианином и христианкой. Возможно, это покажется вам тавтологией, но здесь очень важно понять, что брак имеет свое достоинство в зависимости от того состояния, в котором находятся брачующиеся. Не от того, какой обряд будет совершен над ними — не в этом главное. Главным является то, кем являются по существу вступающие в брак по своему сердечному устроению. Если, например, теперь часто бывает, когда крещеные люди приходят в церковь и хотят повенчаться, но по своему сердцу они христианами не являются, то естественно, что брак будет христианским только по форме, но он не может стать христианским по существу. Как нельзя, например, соединить между собой два куска железа и получить золото, так и здесь — нельзя, соединивши в браке двух не православных людей, получить православный брак. Это немыслимо, какие бы мы ни употребили при этом формы.

 

Таким образом, именно состояние души брачующихся определяет смысл события, которое происходит в браке. Конечно, это не только для брака так, это верно для любого таинства, но в других таинствах это как бы более понятно и очевидно. Скажем, если человек приходит ко Крещению формально, он не может усвоить данную ему благодать — это вещь очевидная, не требующая разъяснения. Здесь же мы говорим несколько о другом. Мы говорим о том, что люди, которые приходят формально к таинству брака, не только не могут усвоить того, что совершается над ними, но они по существу и не могут стать той православной семьей в онтологическом смысле, которой является православный брак.

 

Вы помните, что в таинстве брака есть такие слова: «Венчает в плоть едину». Эти слова нужно понять не только как просьбу или констатацию простого единства будущих мужа и жены, но речь идет о единстве мужа и жены в Теле Христовом, в единой плоти Церкви. Это именно так потому, что ап. Павел уподобляет брак между мужчиной и женщиной браку между Христом и Церковью и говорит: «Тайна сия велика есть». Так что, соединяя будущих мужа и жену, благодать Божия соединяет их в Церкви, в теле церковном, а это возможно только в том случае, если они являются членами Церкви, если они являются чадами Церкви, находятся в составе Тела Христова. Тогда их брак будет действительно христианским таинством. И поэтому древние христиане таинство брака совершали особенным образом в некотором смысле. Всякое другое таинство имело свой образ. Например, при крещении погружали в воду, таинство дарования Духа Святаго совершалось возложением рук архиерея или потом через миропомазание.

 

Вы знаете, что через рукоположение совершалось таинство священства. Но таинство брака, о котором я говорю, что оно совершалось особым образом, не имело никакого особенного образа. Оно совершалось только лишь совместным причащением у Чаши Христовой. Конечно, общее причащение жениха и невесты было не таким, как теперь, когда мы говорим: «Если хотите повенчаться, то приходите обязательно вместе причаститься». И вот в толпе причастников находятся двое, ничем не выделяющиеся и никому не известные как собирающиеся венчаться, но они вместе причащаются. Не так, конечно, это было.

 

Церковная община знала, что они сегодня получают благодатный дар, сегодня совершается их брак на небесах. И, конечно, они приходили к Чаше Христовой вместе по благословению епископа и причащались с особой молитвой, испрашивая у Бога благодатный дар любви и единстваmargin-bottom:6.0pt;text-align:justify. Епископ читал обычно очень краткую молитву о них при этом. Потом это делал священник. Но все-таки само таинство совершалось именно через Св. Причащение Тела и Крови Христовой. Ничего более не требовалось, чтобы совершить это таинство, не было никакого другого обряда, никакого другого особого действия. Потому что два члена Церкви внутри Церкви соединялись воедино. Они вновь обновляли свою церковную жизнь, причащаясь Тела и Крови Христовой вместе, это и было их соединением «в плоть едину».

 

Это нужно понять. Переживание древними христианами таинства брака было именно таким, это было чудо, которое совершалось в Евхаристии. Конечно, когда Церковь была гонима, не могло быть и речи о том, чтобы такое совершение брака было как-то особенно отмечено наподобие древних брачных обрядов, которые существовали, конечно, до христианства, существовали и в Ветхом Завете, у евреев, существовали у греков, у римлян — у всех язычников, и были очень часто пышными, разработанными. Всего этого не могло быть во времена гонений, когда сама Евхаристия совершалась втайне. Но когда Церковь перестала быть гонимой, она не стала отвергать всю эту наличную жизнь, которая была дорога людям и вполне могла принять и воцерковить все то, что не противоречило христианской жизни. Нужно было только преобразить эту наличную жизнь и освятить ее.

 

Конечно, те, кто вступал в брак, очень скоро стали совершать это весьма торжественно. Их приводили в церковь в сопровождении друзей, иногда это было какое-то особенное шествие со свечами; конечно, были разные атрибуты, дары, брачные наряды. Например, у древних греков был обычай невестам обрезать волосы, потому что необрезанные волосы были принадлежностью девства. Полагалось обрезать их и принести в храм Дианы — покровительницы брака. И обрезание волос, и всякие прически, украшения, наряды, и другие торжественные атрибуты вполне могли быть воцерковлены. И, конечно, теперь брачующиеся были приводимы в церковь с большим торжеством и в этих особенных нарядах приступали к Святой Евхаристической Чаше. Но по-прежнему само таинство брака совершалось именно здесь, в их общем причащении — и больше ничего. Может быть, были еще какие-то краткие молитвы, было церковное благословение епископа. Но само таинство совершалось именно так.

 

Для того чтобы уяснить православное учение о браке, нам придется обратиться к тем проблемам, которые, казалось бы, прямо с таинством брака не связаны. Например, к проблеме второбрачия. Как я уже говорил, у католиков второбрачие стало законодопустимым, но в древней Церкви второбрачие было невозможным. Потому что понимание брака евангельское, в соответствии со словами Христа, предполагало моногамию, т. е. единобрачие. Потому что соединенные благодатью Св. Духа воедино муж и жена остаются соединенными навеки. И даже смерть не может и не должна разлучить их единство, и всякое второбрачие будет разрушением этого единства, как бы отвержением того дара, который они испрашивали у Бога. Тем не менее у ап. Павла в одном из его посланий есть слова, где он повелевает, чтобы вдовы выходили замуж, рожали детей и жили семейной жизнью.

 

Нет ли здесь противоречия? Противоречия здесь нет, потому что речь идет о разных вещах. Есть идеальное представление о воле Божией, о том, что устраивает Господь Своим Промыслом, Своей святой волей, каким является брак по замыслу Божиему. И есть личная жизнь, которая от замысла Божиего слишком часто, к сожалению, отличается, и слишком сильно отличается. Но Церковь всегда обращена к наличной реальности, она не может заблуждаться на тот счет, что реальная жизнь очень часто не достигает идеала. Идеал далеко не всегда достижим. Задачей Церкви является всегда спасение грешника, нужно прийти к тому реальному человеку, который сегодня не умеет жить идеальной жизнью, и постараться его преобразить, подвигнуть на жизнь праведную. Нельзя поставить ему невыполнимые задачи.

 

И вот существует экономия церковная — домостроительство, такой принцип, когда ради пользы церковной допускаются некоторые компромиссы. Из двух зол Церковь выбирает меньшее. И вот руководствуясь такой экономией церковной, ап. Павел повелевает вдовам выходить замуж во второй раз, чтобы препятствовать худшему нарушению церковной жизни — блуду. Пусть лучше они выходят замуж во второй раз, и не будет совершаться блуд. Это указание ап. Павла нужно обязательно сопоставить с его другим словом, когда он говорит, что советует соблюдать каждому свою деву. Вы помните, наверное, такие слова, когда спрашивают апостола, следует ли выдавать замуж девиц, дочерей своих. Для нас эти слова могут показаться странными, для нас не подлежит сомнению, что следует дочерей выдавать замуж, но для первохристиан это было не так, потому что они жили в напряженном ожидании конца мира. Они иногда буквально верили в слово Христа о том, что не прейдет род сей, как все сие будет, т. е. еще не умрут те, кто был свидетелем пришествия Христова, как уже совершится конец мира. А если так, то следует ли выходить замуж, устраивать семьи, есть ли в этом смысл?

 

Примерно такое значение имел этот вопрос, обращенный к ап. Павлу. Ап. Павел отвечает на этот вопрос совершенно иначе, он отвечает как бы навечно, он знает, что не обязательно конец мира наступит теперь же, и дает ответ, который может быть полезным для всех поколений: лучше каждому соблюдать свою деву, т.е. не выдавать ее замуж, потому что, выходя замуж, она будет иметь скорби по плоти. «А мне вас жаль», — говорит апостол. И дальше он говорит, что всем желает быть таким, как он — оставаться в девстве.

 

Но здесь можно сказать, что речь уже идет об особом образе жизни — о монашестве. Тогда монашества еще не было, но именно монашеская девственная жизнь имеется в виду. Ап. Павел говорит, что этот образ жизни более высок. Как видите, ап. Павлу совершенно не свойственно снижение первохристианского понимания брака. И не из тех соображений, что он хочет снизить этот образ, он разрешает второбрачие и повелевает вдовам выходить замуж. Он говорит об этом из соображений дисциплинарных, чтобы предотвратить худшее зло.

 

Тем не менее, вопрос о второбрачии здесь до конца еще не разрешен. Церковь допускала вторые браки — это для нас очевидно. Но, если хотите, она их не благословляла. Не в том, конечно, смысле, что ни один священник никогда никого не благословил во второй раз выйти замуж или жениться. А в том смысле, что Церковь с самого начала второй брак понимала как некую уступку немощному человеческому естеству, немощной человеческой природе, и послабление, конечно, крайне нежелательное в принципе. Это видно из того, что каждый, кто желал вступить во второй брак, с точки зрения Церкви совершал как бы некий грех.

 

Вот человек женился или девушка вышла замуж, а муж ее потом умер. Конечно, Церковь не может не видеть в этом Промысла Божия. Это, конечно, означает, что воли Божьей нет на то, чтобы ей жить в браке. Раз так, надо принять эту волю и остаться одинокой. С точки зрения церковной здесь все ясно. Но если человек немощен и не может нести крест одиночества, то здесь явным образом проявляется его греховная немощь, греховная природа, и поэтому второбрачие воспринимается как некое отступление, некий грех и, конечно, должно подвергаться епитимье. Епитимьей же в древней Церкви с самого начала было отлучение от Чаши Христовой, Поэтому второй брак не мог заключаться таким образом, как заключался первый, т.е. те, кто вступал во второй брак, не могли причаститься Св. Христовых Таин, иначе говоря, таинство здесь уже не совершалось. Из этого явствует, что Церковь второй брак просто не допускала, его не было в принципе как таинства, он был лишь как наличное состояние грешного человеческого рода.

 

Потом, однако, когда страсти улеглись, когда жизнь вступивших во второй брак как бы входила в колею и люди как бы принимали на себя новый грех в этой жизни, со временем, увидев, что в их сердце уже не бушуют страсти, которые не позволяли им остаться одинокими ..., епитимья, которая на них налагалась (отлучение от Чаши), была как бы исполнена, они впоследствии вновь допускались к Чаше, они могли причащаться. То есть они допускались в полноту церковной жизни, но их брак никогда не был равноценным первому браку, не становился подобным ему, тем, чем мог быть только один брак.

 

Для того чтобы дальше проследить эволюцию совершения таинства брака в истории, нам нужно будет обратиться к 10 веку. Тогда в Византии осознание жизни христианской было таким, что и само государство постепенно делалось некоей составной частью церковной жизни. Соответственно и Церковь начинала пониматься как некая неотъемлемая часть жизни государства. Такое понимание жизни неоднократно приводило к тому, императоры византийские проявляли весьма активную церковную законодательную инициативу. В конце 9 — начале 10 века император Лев VI издал так называемую 89-ю новеллу, в которой он выражает сожаление о том, что браки в предшествующих законах рассматриваются лишь как гражданские формальности, и постановляет, чтобы брак, не получивший церковного благословения, впредь не назывался браком, а назывался лишь незаконным сожительством. Иными словами, только церковное заключение брака отныне придает ему законную действительность. Это действие императора Льва, которое, вероятно, произвело на вас впечатление как проявление большого благочестия, имело в истории чрезвычайные последствия.

 

До сих пор очень часто в Церкви мы слышим такие слова: если ты не венчался, то ты блудник. Очень часто священники с амвона говорят о том, что те, кто не венчался, те блудники и поэтому их нельзя причащать. И на исповеди очень часто тех, кто не повенчан, заставляют каяться в блуде, потому что они не венчаны и их жизнь не может быть признана браком. Это сегодняшнее сознание очень многих христиан и очень многих священников. Это сознание восходит, как видим, к императору Льву VI, к 9-10 веку Византии. И хотя оно выглядит как очень благочестивое начинание, на самом деле оно имело для Церкви, для самого таинства брака самые бедственные, самые разрушительные последствия.

 

Дело в том, что здесь Церкви навязывается совершенно не свойственная ей функция. Церковь имеет в этом мире одну задачу — она являет здесь Царство Божие и надмирна по своей природе. Ей не могут принадлежать функции этого мира, она не может на себя брать задачи государственные, юридические, не может заниматься общественной жизнью, политикой и т. д. Ее задача — облагодатствование человека, соединение его с Богом, возведение его от земной жизни к жизни небесной. Здесь же, в этой новелле, Лев VI усваивает Церкви некие функции современного загса. Церковь должна отныне регистрировать браки, чтобы они получали некое законное оформление. И если такая регистрация Церковью не совершается, то люди не могут жить семейной жизнью. По силе этой новеллы эти люди оказываются блудниками, т.е. людьми заведомо как бы осужденными и выпадающими из правильной гражданской жизни. Дело не в том, что Церковь выдавала какие-то свидетельства, хотя она, конечно, должна была и свидетельства выдавать о том, что совершилось венчание. Но просто самому венчанию усваивалась функция законодательного оформления брака.

 

К тому же понятно, что как только это было утверждено, Церковь попала в очень тяжелое положение. В Церковь стали приходить все вступающие в брак. И Церковь уже не могла отказать им в таинстве брака, потому что они желали жить супружеской жизнью. Они были крещеными, и не было оснований им отказать. А коли так, то нужно было совершать это таинство, и очень часто совершать его как бы формально. Перед Церковью встала проблема: как сохранить святая святых ее жизни — Евхаристию. В самые страшные времена гонений, когда Церковь вынуждена была идти на разные компромиссы, иногда очень тяжелые, она все-таки сохраняла Евхаристию, сохраняла ее святыню, ее святость и неприкосновенность. Здесь же сама Евхаристия оказывалась под ударом, потому что к ней стали приходить совершенно чуждые Церкви люди. Каждый вступающий в брак должен был прийти и причаститься Св. Христовых Таин, потому что именно это было заключением брака, его таинством.

 

Как всегда, среди тех, кто называл себя христианами, истинных христиан было мало. Настоящая Церковь всегда была малым стадом. И Церковь всегда старалась охранять Божественную Евхаристию от людей, которые, по существу, не были членами Церкви. Поэтому здесь совершается нечто для нас удивительное: Церковь меняет в принципе чин совершения таинства брака. Таинство брака отделяется от Евхаристии. Если раньше оно совершалось в самой Евхаристии, внутри ее, как никакое другое таинство, через причащение, то теперь Церковь постановляет, чтобы таинство брака совершалось другим образом. Именно в 9 веке вырабатывается чин венчания.

 

Конечно, венцы и раньше возлагались на брачующихся, они именно в венцах приходили причащаться Св. Христовых Таин. Но теперь возложение венцов приобретает смысл совершения таинства, а не причащение Св. Христовых Таин. Это то, что называется часто секуляризацией, то есть отделением брака от Евхаристии.

 

Конечно, здесь остается проблема венчания второбрачных, хотя она уже в значительной степени снята, поскольку таинство брака теперь уже не связано неразрывно с Евхаристией. Но для второбрачных составляется отдельный чин венчания. Если молитвы чинопоследования брака обычно бывают очень торжественными, радостными, то молитвы чина второбрачных имеют покаянный смысл. В них говорится о немощи естества и испрашивается милость и прощение у Бога. Но и то, и другое теперь как бы вне Евхаристии, утрачена та определенность, которая существовала в древней Церкви, когда первый брак совершался как таинство, а второй брак не совершался как таинство. Теперь венчание совершается и там, и здесь, нет того противопоставления, нет той чистоты, той ясности в учении Церкви.

 

Более того: если Церкви навязано законное оформление брака, то она вынуждена и снимать это законное состояние брака, благословлять разводы, что не только не свойственно ей, но и невозможно для нее, потому что здесь есть прямой запрет Христов: «Что Бог сочетал, того человек да не разлучает. Разводы не могут благословляться Церковью никогда, ни в каком смысле. Но если Церкви усвоено законное оформление брака, то некуда деться — браки распадаются в жизни, следовательно, то законное состояние, которое Церковью зарегистрировано, должно быть Церковью и снято. Появляются бракоразводные комиссии, бракоразводные дела, начинает действовать церковный суд, появляется и специальное законодательство о том, когда допускаются и когда не допускаются разводы.

 

Все это совершенно чуждо природе Церкви. И в этом смысле наш 20 век, который Церковь освободил от не свойственной ей функции законной регистрации гражданских состояний, приблизил нас к древним временам и дал Церкви возможность снова понимать свою жизнь более ясно, чисто, естественно и просто. И надо сказать, что, несмотря на многие и многие несовершенства нашей современной церковной жизни, разводы Церковью не благословляются.

 

У многих впечатление такое, что сейчас Церковь вообще ни на что не смотрит и все приемлет. Но это не так или не совсем так. В действительности Церковь, как я уже говорил, всегда обращена к реальной жизни, она всегда стремится наличную реальную жизнь возвести к жизни духовной, к Царствию Божию. Не отменить ее, не разрушить ее, не игнорировать ее, эту жизнь, а преобразить, восстановить ее, исцелять болящего — вот задача Церковь. А разводы, которые сейчас совершаются так часто, — это сегодняшняя реальность. Церковь их не благословляет, но если они существуют, то встает вопрос: как быть?

 

Для того чтобы уяснить этот вопрос, очень важно обратиться к тому евангельскому тексту, где Господь запрещает развод. Вы помните эти слова: «Что Бог сочетал, того человек да не разлучает». Но есть и продолжение: «...прелюбодеяния». То есть, иначе говоря, развод возможен, казалось бы, если совершилось прелюбодеяние. Но это не так, это не значит, что Христос благословляет разводиться — разводиться по существу. Само прелюбодеяние — это и есть расторжение брака. Брак как единство уже не существует, это единство разрушается грехом прелюбодеяния. Недаром этот грех приравнивается Церковью к убийству. То единство, та единая жизнь, то единое существо — все это умерщвлено грехом прелюбодеяния, больше ничего этого нет, и брака не существует. Брак был заключен, совершен таинством Церкви, благодатью Божьей, но человек его разрушил. И поскольку брака больше нет, то Церковь это принимает как факт. И Христос принимает это как факт, поэтому и говорит, что развод законный является просто констатацией того факта, что брака больше нет.

 

Подобно этому и теперь, когда совершается развод по чьей-то вине, Церковь просто констатирует, что брака больше нет. Люди, которые получили дар супружеского единства во Христе, этот дар не сберегли, не сохранили его. Они, может быть, над ним надругались, разрушили брак, и Церковь констатирует этот грех.

 

Но не только этот грех совершается в жизни. Вся наша земная жизнь пронизана грехом, и Церковь приходит исцелить нашу греховную жизнь. И этот грех тоже может быть исцелен, хотя бы отчасти. Поэтому Церковь, когда находит это правильным и возможным, благословляет вступление во второй брак. Если вы уже развелись, свою семейную жизнь разрушили и просите у Церкви благословения на заключение церковного брака, Церковь вас благословит вступить во второй брак церковный для того, чтобы исцелить вашу греховную жизнь, оставить вам надежду и дать возможность снова начать строительство церковной жизни.

 

Это, конечно, опять-таки экономия, послабление, уступка немощи человеческой. Иногда эти уступки воспринимаются нами почти как попустительство, но Церковь всегда помнит слова Христа: «Милости хочу, а не жертвы» и предпочитает чрезмерно уступить, а не проявить чрезмерную строгость, но это никак не означает, что взгляд на брак изменился. Плохо только то, что благодаря той новелле Льва VI Церковь утратила прежний образ таинства брака, и теперь совершается второе венчание подобно первому, т.е. в самом чинопоследовании брака мы часто не почувствуем, что Церковь не признает второго брака, как первого, не придает ему того достоинства, которое придает первому и единственному браку. Теперь мы этого не почувствуем, особенно если вступает в брак, скажем, второбрачный с девицей или наоборот, когда ради вступающего в брак впервые венчание совершается по полному чину, а не по чину для второбрачных. Тогда не видно, где епитимья, не видно, что Церковь не меняет своего отношения к браку, которое диктуется Христовым евангельским учением.

 

Интересно, что сам Лев VI своей жизнью как бы показал, как вредно императору вмешиваться в церковную жизнь, в церковное законодательство, вообще в церковные нормы. Он, желая как бы таким образом освятить государственную жизнь, воцерковить ее, желая не по разуму духовному, сам же надругался над своими церковными законами, потому что пожелал вступить в четвертый брак. А Церковь, допуская второй и — с большими оговорками — третий брак, никогда не соглашалась никоим образом допустить четвертый брак. На это всегда существовал категорический запрет Церкви. Но император пожелал вступить в четвертый брак, но сам же постановил, что брак будет недействительным, если не будет повенчан, и он заставил Церковь венчать его в четвертый раз и тем самым показал, к каким последствиям привело его нелепое законодательство, т. е. к полной девальвации церковного чина. Иными словами, он вынудил Церковь отказаться от своего учения — вот к чему привела его неразумная ревность. Если бы не его новелла, то он мог бы жениться хоть пять раз — Церкви до этого нет никакого дела, это его частное дело. Когда он женился в первый раз, его бы причастили, а дальше его никто бы не стал причащать, и он мог жениться и регистрировать свой брак законным образом у государства, и Церковь к нему особых претензий бы не имела, поскольку это его личное дело. А вот теперь он навязал свой грех Церкви.

 

Церковь всегда принимала брак как некое законное семейное устроение жизни. Этому браку Церковь всегда воздавала должное и считала этот брак вполне достойным и неукорительным способом жизни. Брак может быть церковным и не церковным. Блуд есть сожительство вне брака, незаконное сожительство, т. е. сожительство людей, которые не желают иметь семью, не желают, чтобы общество воспринимало их как семью, не хотят оформить законно свои отношения.

 

Вот сейчас часто бывает так: приходят к нам молодые люди и просят их повенчать. Их спрашивают: «А вы расписались в загсе?» Они говорят: «Нет. А какое вам до этого дело? Разве это для Церкви имеет значение? Мы хотим быть повенчанными». Мы говорим, что Церкви это очень важно знать — расписались вы или нет. Они спрашивают: «А почему это так важно? Разве имеет значение для Церкви печать в паспорте, запись в акте? Мы же говорим о таинстве венчания, о том, чтобы получить благодатную помощь Божию, чтобы Господь соединил нас в вечности. При чем же тут паспорт?»

 

Они искренне не понимают, почему мы так упорствуем, и даже подозревают, что это советская красная Церковь, и ей не позволили никого венчать без загса, и вот попы слушаются советских уполномоченных и т. д. Так бывает очень часто. Но мы остаемся твердыми и, как правило, отказываемся венчать, если пара не расписалась в загсе. И стараемся объяснить, что не сама по себе печать в паспорте нужна нам и не запись в загсе, и не приказ уполномоченного действует здесь — для нас важно, почему вы не хотите расписаться. И они, как правило, сначала молчат и уходят в сторону от этих вопросов, но в конце концов последует признание: дело в том, что жених выпивает и если я с ним распишусь, то он пропишется в моей квартире, а потом я с ним буду разводиться, потому что он пьяница, а он у меня пол квартиры отберет. Или еще что-нибудь в этом же роде. Иначе говоря, люди не хотят расписаться потому, что они друг другу не доверяют. Потому что у них нет готовности полностью соединить свои жизни — во всем. Они готовы просто так сожительствовать, но чтобы «табачок врозь». Вот в чем дело.

 

Вот почему мы требуем, чтобы они расписались: узаконивая свой брак, они свидетельствуют о том, что их намерения серьезны, что они хотят иметь семейную жизнь, что перед обществом, перед государством они хотят быть мужем и женой и нести всю полноту ответственности за свою семейную жизнь. То есть они принимают друг друга такими, какие они есть, во всей полноте, с недостатками, и согласны нести свой крест, согласны жертвовать всем — вот почему мы требуем законного оформления брака. И если люди не хотят этого законного оформления, тогда мы говорим, что они блудники и живут незаконной жизнью.

 

Если же они свою семейную жизнь узаконили, то это брак. Но брак этот не церковный. Если это брак не церковный и теперь кто-то из супругов поверил в Бога и пришел в Церковь — будем ли мы его причащать? Конечно, будем. Более того, мы к нему можем применить слова ап. Павла о том, что если ты христианка и ходишь в церковь, а муж твой, который не является христианином, позволяет тебе ходить в церковь и не требует развода, то и ты не ищи развода. Потому что кто знает: может быть, ты приведешь своего мужа в Церковь. Эти слова ап. Павла вполне действенны в этом случае. И, конечно, мы в таком случае не будем вменять такой брак в грех женщине и говорить, что она блудница, потому что живет в невенчанном браке. Как она может быть повенчана, если муж ее неверующий? И ничто не препятствует таким людям причащаться Св. Христовых Таин.

 

Мы стараемся теперь, когда приходят к нам и просят нас о венчании члены Церкви, известные нам по церковной жизни люди, объяснить, что венчание обязательно должно быть с литургией, и зовем их к причастию в день венчания. К сожалению, пока мы еще не смогли вернуться к древнему чину. Нужно было бы, конечно, чтобы к Чаше они приступали в своих брачных нарядах, чтобы все знали, что они сегодня венчаются. И я думаю, что со временем можно будет поставить вопрос о том, чтобы соединить венчание с литургией.

Памятка для совершения таинства Венчания в нашем храме:

1. Свидетельство о браке, паспорта

2. Иконы Спасителя и Богородицы

3. Кольца 

4. Новый рушник под Евангелие (платок или полотенце)

5. Венчальные свечи

6. Рушник под ноги

7. Рушник для рук

8. Платочки маленькие для свечей и венцов ( 4 шт)

9. Вино Кагор «Масандра»

Цветы для украшения храма 

Торт (коровай, конфеты)

Назад к списку